Аннотация: статья посвящена исследованию родового бессознательного, его генезиса и соотношения генезиса родового бессознательного с онтогенезом и филогенезом.
Ключевые слова: бессознательное, психогенезис, онтогенез, филогенез, патрибогенез, родовые жизненные сценарии, аутентичность, индивидуация.
Abstract: The article is devoted to the study of the unconscious genus, its genesis and the relationship of the genesis of the ancestral unconscious with on-togeny and phylogeny.
Key words: unconscious, psychogenesis, ontogeny, phylogeny, patriogene-sis, generic life scenarios, authenticity, individuation.
————————
Принцип генезиса является фундаментальным методологическим принципом современной психологии. Рассмотрение любого феномена в развитии – фундаментальная научная традиция. Соотношение филогенеза и онтогенеза личности, их взаимосвязь и преемственность – вопросы, которые решаются психологической наукой на протяжении всей истории ее существования [18].
В контексте глубинной психологии эти вопросы обретают особую значимость, поскольку генетический подход был заложен З.Фрей-дом как как один из основополагающих принципов глубинной психологии, с чем большинство ее представителей согласны и по сей день [15, 24].
Более чем столетняя история развития глубинной психологии убедительно доказывает, что бессознательное и сознание есть бинарные оппозиции единого генетического континуума.
Личное бессознательное, как определил его еще З.Фрейд, есть продукт онтогенеза, образующийся в результате вытеснения [15]. Коллективное же бессознательное, как выявил его блестящий ученик, последователь и оппонент К.Г.Юнг, есть продукт филогенеза [29].
Развитие глубинной психологии в эпоху Новейшего времени подарило нам открытие еще одного уровня бессознательного – родового или семейного [22]. Талантливый венгерский психолог и психиатр Леопольд Сонди, чей вклад в мировую психологию еще ждет своей достойной оценки, разработал оригинальную концепцию, названную им судьбоанализом, которая заполнила и про-бел в архитектонике бессознательного, и соответствующую ему методологическую нишу в глубинной психологии.
Вопросы родовой наследственности интересовали человечество, вероятно, еще с доисторических времен.
Целый ряд антропологов, историков, социологов, палеопсихологов связывают интерес к родовой наследственности со становлением общества и государства, поскольку именно она и стала первым иерархическим и политико-экономическим принципом структурирования общества [4, 5, 6, 7, 10, 11, 14].
Как показывают эти исследования, первые социальные структуры были выстроены по принципу семейно-кланового наследования и этот принцип остается важным и действенным и по сей день.
Сам термин «благородный» с очевидностью указывает нам на базовый смысл социальной иерархии, лежащий в основе человеческой истории.
В древнейших сотериологических текстах человеческой цивилизации – «Авесте», «Ригведе», «Старшей Эдде» – даются основные принципы социального устройства, базирующиеся на родовой принадлежности [1, 2, 16].
С этого времени и вплоть до XVIII века учение о родовой наследственности развивалось преимущественно в рамках сакрального знания.
Началом научного знания, хоть еще и не эмпирического, а умозрительного, мы могли бы назвать труды Т.Гоббса [5], в которых он рассматривает принцип наследного аристократизма как один из важнейших ресурсов государствообразования. Собственно эмпирический подход к исследованию этого феномена начинается с трудов Чезаре Ломброзо, а именно – с книги «Гениальность и помешательство» [10].
Итальянский психиатр, социолог и криминолог интересовался преимущественно вопросами негативной родовой наследственности, однако и наследование выдающихся личностных качеств было предметом его изучения. В своем исследовании он на обширном эмпирическом материале показывает тесную взаимосвязь склонности к асоциальному или выдающемуся поведению личности с родовой психогенетикой.
Интересно, что Ломброзо выделяет в качестве своеобразного «цикла вырождения» длительность в пять поколений (на примере семьи Юке). Это можно рассматривать как один из первых вариантов темпоральной архитектоники родового бессознательного, что приводит нас непосредственно к предмету нашего исследования – родовому генезису в его временных характеристиках. В трудах другого специалиста по психогенетике – еще более известного и еще более неоднозначного – Ф.Гальтона, мы встречаем указания на тем-поральную «глубину» родовой психологической наследственности в 100 и 200 лет, соответственно 4 и 8 поколений [4].
Вниманием и практическим подходом к изучению, выявлению и проработке межпоколенной модели бессознательных психических связей отли-чились выходцы из круга практиков Дж.Л.Морено, создателя психодрамы. Так профессор Анри Колломб, основываясь на теоритической базе трудов Дж.Л.Морено разработал и внедрил систему геносоциограммы, позволяющую получить явное социометрическое представление о генеалогической семейной структуре.
Ярким современным представителем французской школы изучения родовых психологических посланий является Анн Анселин Шутценбергер, отмечающая, что «создатели трансгенерационного подхода происходят из Восточной и Центральной Европы, хотя проблематика отношений к «родителям родителей», то есть связи с предками, пронизывают тем или иным образом рефлексию и терапевтическую практику начиная с Фрейда» [27].
В ХХ веке одним из наиболее видных исследователей психогенетической тематики стала Ф.Фромм-Райхман [17]. Ее работы с пациентами, страдающими шизофренией, акцентировались на исследовании внутрисемейных психологических процессов. В поле внимания исследовательницы оказались методы невербальной коммуникации в семье, деструктивные латентные послания, которые, как выяснилось, формируются в процессе психогенеза данной фамилии и получили название «двойной связи» или «двойного принуждения».
Эти исследования были продолжены в рамках школы системной (стратегической) межинтеграционной терапии [21], где рассматривались механизмы межпоколенной трансляции тревоги. Ярким и самобытным представителем этого направления является И.Боурозмени-Надя, чьи исследования были направлены на фиксацию в фамильном психогенезе феноменов «лояльности», «справедливости» и «передачи долгов».
По мнению венгерского аналитика, психогенезис фамильных долженствований осуществляется через восприятие потомками семейных «долгов» и «несправедливостей», которые ложатся на них чувством вины и становятся мощным мотивирующим фактором в масштабах всего личного жизненного сценария представителя данного рода. Самый распространенный и сильнодействующий фактор вины такого рода описывается им как долг ребенка перед родителями за их самопожертвование в процессе его появления на свет и воспитания.
И.Боузормени-Надь употребляет термин «семейная бухгалтерия» – особого рода семейная психогенетическая модель отношений, в которой фиксируются проступки каждого члена рода и его ответственность, передаваемая затем его потомкам [31].
Интерес к феномену дегенерационных родовых жизненных сценариев, как мы видим, не угас после негативных социальных экспериментов, осуществлявшихся в первой половине ХХ века на базе ломброзианства и евгеники, да по иному и быть не могло – ведь он существует как проблемная и объективная социальная реальность. Во второй половине ХХ века эти исследования обогатились достижениями глубинной, когнитивной и гуманистической психологии.
Продолжая эту эстафету французские психоаналитики Н.Абрахам и М.Терек исследовали проблему семейного психолегезиса, которой дали названия «склеп», «призрак», «семейная тайна».
Вот как они это описывают: «Призрак это работа в бессознательном с тайной другого, в наличии которой нельзя признаться (инцест, преступление, внебрачный ребенок)» [27]. Подобного рода семейные проступки и преступления действуют в бессознательном потомка в виде своего рода призрака, фамильного привидения, воздействующего на сознание личности чувством вины и обреченности. При этом правила лояльности семье запрещают индивиду осознавать, исследовать, снимать покров с этой тайны.
В направлении аналитической психологии теорию «призраков» активно подхватил и продолжил в своей последней работе доктор философии, американский юнгианец Джеймс Холлис [26].
Опираясь на методологические элементы нарративной психологии Дж.Холлис вводит понятие «нерассказанной истории предков» которая норовя реализоваться и быть услышанной, так или иначе перекрывает возможность звучания «реальной истории» индивида.
В. Де Гольжак, продолжая традиции французского психоанализа в исследовании семейного психогенеза, вводит понятие «генеалогического тупика» и «социопсихического узла», под которыми подразумевает внутрисемейные конфликты, передающиеся из поколения в поколение.
Особенностью является неразрешимость конфликта – он не может, да и не должен быть разрешен, превращаясь в источник перманентного страдания для всех последующих поколений, в своего рода фамильного идола, жестокое божество, требующее приношений в виде страданий и унижений.
В. Де Гольжак красочно описывает «тот амбивалентный эффект, который такие «тупики» и «узлы» оказывают на психику индивида, получившего их в наследство: он отвергает эту линию родства, не хочет быть похожим на своих предков, но не может избавиться от действия этих родовых тропизмов, поскольку они уже интегрированы в структуру его эго-идентичности [6].
В отечественной психологической традиции эта линия представлена трудами Э.Г.Эйдемиллера, изучавшего феномены «семейной тайны». Под этим он подразумевал семейный конфликт с высоким уровнем негативной эмоциональной насыщенности и трансгенерационной повторяемостью [28].
Другой отечественный специалист, В.В.Козлов, базируясь на принципах интегративной психологии, рассматривает родовое бессознательное как источник имманентного слияния-отторжения для эго [9]. Однако наиболее оригинальным вкладом отечественной психологической школы в исследование родового бессознательного является проблематика семейного мифа.
В работах Э.Г.Эйдемиллера, В.В.Юстицкиса [28] и других рассматривается концепция патологизирующего семейного наследия, представляющего собой процесс передачи и фиксации паттернов эмоционально-поведенческого реагирования в межпоколенной трансференции. В исследованиях Т.М.Мишиной [12] выявляется, что адекватный образ семьи определяет стиль жизни потомков в виде норм личностного и группового поведения. Неадекватный, деструктивный образ семьи содержит специфические представления об отношениях в семье, основанные на моральном садомазохизме и дисфункциональности и формирующие соответственный семейный миф.
В унисон с этим А.Я.Варга [3] рассматривает семейный миф как форму дескрипции семейной идентичности, идею и идеологию, объединяющую всех членов семьи.
Особого внимания в этом заслуживает диссертационное исследование А.А.Нестеровой на тему «Социально-психологическая детерминация семейных мифов» [13]. По результатам исследования автор приходит к следующим выводам:
1. Детерминантами семейных мифов выступают социокультурные, социально-групповые, внутрисемейные и личностные факторы.
2. Восприятие потомками семейного мифа не носит характера меха-нической репликации, он трансформируется под влиянием внутрисемейных отношений, внешнего контекста и¸ особенно, вновь приобретаемого трав-матического опыта членов семьи.
3. Трансляция семейного мифа усиливается под влиянием определен-ных индивидуально-личностных характеристик: внешнеобвинительная ре-акция, пассивность, виктимность, склонность к созависимости, рестрикционизм, выраженность психологических защит, склонность к моральному мазохизму.
4. Существуют наиболее часть встречающиеся сценарии семейных мифов, которые исследователь свела в шесть базовых мифологем:
- «о вечной любви» между членами рода;
- «о волшебной силе любви», благодаря которой вроду происходят неординарные события;
- «об абсолютных ценностях», т.е. о некой исключительной мудро-сти, которой владеют члены рода;
- «о злых силах, атакующих семью» и необходимости постоянной борьбы с ними изо всех сил;
- «о необходимости жертвы ради семьи» и, в первую очередь, жерт-вования своей супружеской семьей или личными отношениями;
- «о постоянстве семейного благополучия» и угрозе его утраты в случае нарушения ценностей семьи.
Следует отметить что, невзирая на многообразие рассмотренных подходов, квинтэссенцией теории и практики изучения психогенезиса родовых отношений в ХХ веке стал Судьбоанализ Л.Сонди.
В полной мере значение научного наследия великого венгерского психолога и психиатра психологическому сообществу еще предстоит оценить, но, исходя из теории и практики нашего научного поиска, мы можем сказать, что он внес поистине фундаментальный вклад в разработку архитектоники бессознательного, заполнив промежуточный уровень между личным бессознательным, открытым З.Фрейдом, и коллективным бессознательным, открытым К.Г.Юнгом.
Этот уровень получил название родового или семейного бессознательного и его существование ставит перед методологией глубинной психологии задачу выработки релевантного понятийного аппарата генезиса: личному бессознательному соответствует уровень онтогенеза, коллективному – филогенеза.
Разработка и внедрение в научный терминологический обиход понятия, релевантного уровню родового бессознательного и является задачей этой ра-боты, т.к. введённый Л.Сонди термин генотропизма соответствует более ан-тропологическому и генетическому понятийному аппарату. Это обусловленно тем фактом, что изначально и доминантно концепция Судьбоанализа разрабатывалась в контексте генетики.
Л.Сонди описывает родовое бессознательное как систему тропизмов – бессознательных мотивов человеческого поведения, складывающихся в процессе передачи родового жизненного опыта из поколения в поколение [Сонди]. По его мнению, генотропизм представляет собой энергию влечений, сформированную опытом предков и переданную потомкам в виде относительно устойчивых жизненных сценариев.
Он выделяет пять видов таких тропизмов:
1) либидотропизм – влечения в сфере наслаждений;
2) идеалотропизм – влечения в сфере личностной идентичности;
3) оперотропизм – влечения в сфере трудовой самореализации;
4) морботропизм – влечение в сфере страданий, подчинения и болезней;
5) танатотропизм – влечение к смерти.
Эти тропизмы Л.Сонди объединил в восемь базовых векторов влечений, индивидуальная комбинация которых формирует жизненный сценарий личности, ее судьбу. При этом он выделил различие между родовыми тропизмами – унаследованной от предков судьбой – и личными тропизмами человека, формирующими его собственную судьбу.
В теоретической и прикладной работе Ассоциации глубинной психологии «Теурунг» мы называем это Родовыми жизненными сценариями и Аутентичным жизненным сценарием [19, 20, 30].
В свою очередь понятие аутентичности (Аутентичного Я) является рабочим термином Ассоциации, продолжающим идеи Л.Сонди об индивидуальном тропизме [22, 23], К.Г.Юнга об «anima media natura» [29, 30] и Д.Калшеда об инфантильно-уязвимом эго [8]. В исследованиях НИИ «Международное судьбоаналитическое сообщество», в частности, в их работах по поводу книги «Я-анализ» Л.Сонди, говорится об индивидуальном тропизме, лежащем в основе личной судьбы человека: «Я-анализ» корнями уходит к явлению изначальной «Я-тяги» (Я-порыва), а именно: к порыву участвовать.
То есть, «Я-анализ» зиждется на особенном порыве, который каждого человека принуждает быть единым и схожим, быть родственным и объединенным с другими людьми, с миром, со вселенной, а также с самим собой. По нашему мнению, из этого порыва участия «Я» развивается также со всеми его разносторонними функциями, чья природа не является инстинктивной» [23].
Природа Аутентичности человека, ее связь с индивидуацией и Самостью, место Аутентичного Я в структуре сознания и его реализация в онтогенезе, взаимоотношения инфантильно-уязвимого эго с «Защитником-Преследователем» и родовыми жизненными сценариями – все эти вопросы являются приоритетными направлениями исследовательской и прикладной работы специалистов Ассоциации.
Накопленный за 10 лет ее деятельности опыт позволяет нам сказать, что онтогенез личности является процессом, когерентным разворачивающемуся в межпоколенной трансгенерационной связи процессу развития рода (фамилии), при этом последний выступает по отношению к индивидууму в определенном смысле надличностью, носящей коллективный характер и представленной в родовом бессознательном лич-ности системой родовых фигур (родовая мать, родовой отец, патриарх, матриарх, родовой изгой etc) и индуцируемых ими жизненных сценариев.
Неоднократно нами фиксировалась конфлюэнция родовых элементов «навязанной судьбы» с предпочитаемыми выборами архетипических влечений Преследователя-Защитника. Психологический комплекс, нацеленный на формирование моделей поведения способствующих социализации и адаптации индивида в большинстве случаев становится препятствием к разворачиванию и реализации Самости, вызывая трансформацию Эго-идентичности [25] 
Наглядным примером может служить терапевтическая история клиентки В.
Молодая женщина с ребенком, 37 лет, состоит в браке, в котором на протяжении 10 лет муж появляется в доме крайне редко, мотивируя тем, что заботится о своей матери. Выросшая в семье с многолетней традиции «нерасторжимости брака», передающейся, основываясь на геносоциограмме в течении минимум 4 поколений ее предков по материнской линии, В. уже 5 лет размышляла о разрыве брака. Проблемы в личных отношениях начались еще до заключения брачного союза, но движимая моделью «верной возлюбленной и данного слова», В. вышла замуж, через 2 года родила ребенка.
Проективные диагностические методики выявили архетипическую модель защитника-преследователя, как Амазонку с характерным повышенным стремлением к самореализации, терпимым отношением к матриархальной фигуре и нацеленностью на интровертированность в отношении мужчин. Аутентичное Я было констеллировано, как медиумальная фигура с характерной потребностью в Отцовской фигуре.
Актуальной проблематикой обращения стало угасание вкуса к жизни, замирание всех либидиозных потребностей и психосоматическая модель снижения чувствительности тела, озноб, чрезмерная худоба. Идея развода по словам В. нередко осмыслялась, но отвергалась, как несоответствующая принятым в семье традициям.
Несмотря на то, что объективно существующий муж появлялся в семье за последние годы не чаще, чем раз в 3-4 недели, В. отвергала все идеи заведения любовных связей, активно «воевала» с мужем, требуя внимания к ребенку и себе, но при этом продолжала каждый раз его кормить и ухаживать. Сексуальная жизнь не поддерживалась на протяжении нескольких лет за исключением нескольких случаев, когда таким образом В. пыталась добиться от мужа внимания и понимания.
В ходе процессуальной терапии выявилось, что вся личная модель семейной связи В. держится на бессознательном стремлении доказать Родовой материнской фигуре свое соответствие праву называться Женщиной, получить признание за переживаемые мучения и испытания; невозможность пойти в сепарацию от деструктивных родовых посланий.
Конструктивным проявлением стала концентрация внимания на со-циальной карьере, базирующаяся на реальном бизнес-соперничестве в маскулинном строительном деле. Таким образом, родовой посыл, объединяясь с паттернами «Преследователя-Защитника» стал успешной социальной адаптационной моделью, но воспрепятствовал реализации в личностной сфере аутентичных либидиозных потребностей.
———————————————–
Опыт психологии Нового и Новейшего времени, и практика Ассоциации убедительно доказывают, что процесс развития рода является столь мощной детерминантой влияния на онтогенез личности, что проигнорировать ее невозможно, а противостоять – по меньшей мере наивно.
Наиболее разумным является синхрония этих процессов развития в рамках аутентичной человеческой судьбы, в процессе ее индивидуации и социализации.
На понятийно-методологическом уровне в рамках развития научной теории глубинной психологии существует актуальная проблема потребности в введении термина, который бы дефиниционно заполнил методологическую нишу между онтогенезом и филогенезом.
Для этого в исследовательской и прикладной работе Ассоциации нами введено понятие патрибогенез (от лат. patribus – семья, род, отцовское наследие). Введение этого термина делает более системной и целенаправленной работу с индивидуацией и социализацией личности.
Список литературы:
1. Авеста: Избранные гимны. – М.: Дружба народов, 1992. – 207 с.
2. Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. Серия первая. Том 9 / Ред. С. Шлапоберская. – М.: Художественная литература’, 1975. – 656 с.
3. Варга А.Я. Системная семейная психотерапия. Краткий лекционный курс. – СПб.: Речь, 2001. – 74 с.
4. Гальтон Ф. Наследственность таланта, её законы и последствия / Пер. с англ. — СПб, 1875. — 299 с.
5. Гоббс Т. Философские основания учения о гражданине. — Москва-Минск: АСТ, Харвест, 2001. – 329 с.
6. Гольжак де В. История в наследство. – М.: Издательство Института Психотерапии, 2003. – 240 с.
7. Дерягина М. А. Эволюционная антропология: биологические и культурные аспекты. Учебное пособие. 2-е издание, исправленное. – М.: УРАО, 2003. – 208 с.
8. Калшед Д. Внутренний мир травмы: Архетипические защиты личностного духа. – М.: Академический проект, 2001. – 368 с.
9. КозловВ.В. Интегративная психология: пути духовного по-иска, или освящение повседневности. — М.: Психотерапия, 2007. -528 с.
10. Ломброзо Ч. Гениальность и помешательство. – М.: Республика, 1995. – 192 с.
11. Маркс К., Энгельс Ф.; Избранные произведения. В 3-х т. Т. 3. – М.: Политиздат, 1986. – 639 с.
12. Мягер В. К., Мишина Т. М. Семейная психотерапия: Руководство по психотерапии.— Л.: Медицина, 1979 .— 367 с.
13. Нестерова А. А. Социально-психологические детерминанты семейных мифов [Електронний ресурс] / Альбина Александровна Нестерова // ав-тореферат. – 2004. – Режим доступу до ресурсу: http://www.dissercat.com/content/sotsialno-psikhologicheskie-determinanty-semeinykh-mifov.
14. Палмер Дж. и Л. Секреты поведения Homo Sapiens. Эволюционная психология. — СПб.: Прайм-Еврознак, 2006. – 213 с.
15. Психоаналитические термины и понятия: Словарь / Под ред. Б. Мура, Файна. — М.: Класс, 2000. — 304 с. 16. Ригведа. – М.: Наука, 1999. – 2096 с.
17. Роут Ш. Психотерапия. Искусство постигать природу. – М.: Когито-Центр, 2002. – 142 с.
18. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. – СПб.: Питер, 2015. – 713 с.
19. Сагайдак А.Н. Архетип Внутреннего Оракула и Понтифекс-Я как ресурсы психологии глубинных трансформаций / А.Н. Сагайдак // Вісник Одеського національного університету. Психологія. – 2015. – Т. 20, Вип. 2 (36). – С. 128-135.
20. Сагайдак А.Н. Коррекция архетипических жизненных сценариев “преследователь — жертва” в аналитическом процессе / А. П. Сагайдак // Вісник Одеського національного університету. Психологія. – 2013. – Т. 18, Вип. 22(3). – С. 104-109.
21. Системная семейная терапия: Классика и современность / Под ред. А. В. Черникова. — Класс, 2005. — 392 с.
22. Сонди Л. Судьбоанализ. — М.: Три квадрата, 2007. – 480 с.
23. Твоя судьба [Електронний ресурс] // НИИ “Международное судьбо-аналитическое сообщество”. – 2017. – Режим доступу до ресурсу: http://your-fate.com/sondi.html.
24. Фрейд З. Психология бессознательного: сборник произведений. — М.: Просвещение, 1989. – 448 с.
25. Хартманн.Х. Эго-психология и проблема адаптации личности. – М.: Канон+, 2015. – 160 с.
26. Холлис Дж. Призраки вокруг нас: в поисках избавления. – М.: Когито-центр, 2015. – 192 с.
27. Шутценбергер А.А. Синдром предков. – М.: Психотерапия, 2011. – 256 с.
28. Эйдемиллер Э. Г., Юстицкис В. Психология и психотерапия семьи. 4-изд. — СПб.: Питер, 2008. — 672 с.
29. Юнг К.Г. Собрание сочинений. Психология бессознательного /Пер. с нем.-М.: Канон, 1994.- 320 с.
30. Anima media natura как юнгианский подход к психике [Електронний ресурс] // История российской психологии в лицах: дайджест. – 2016. – Ре-жим доступу до ресурсу: https://elibrary.ru/item.asp?id=27534246. 31. Boszormenyi-Nagy I. Invisible loyalties. / I. Boszormenyi-Nagy. – Hagerstown MD: Medical Dept. Harper & Row, 1973. 408 p.
// Статья опубликована в научном журнале ”CHRONOS” в рамках XX Международной научно-практической конференции “Психологическая наука и образование” ©
Официальный сайт: chronos-journal.ru